Далматовиада. Глава III. Школьные годы. Часть 1. Первый класс!

Неумолимо приближался сентябрь 1954 годы, начало моей школьной жизни.

Образовались какие-то не совсем понятные мне хлопоты, с которыми больше всего носились мои родители и, конечно же, моя бабушка Домна (Домна Михайловна Щербакова, мама моей мамы. О ней я напишу немного позже, потому как бабушка Домна была необычной женщиной и заслуживает отдельных слов). Все чаще слышались слова: школа, уроки, учитель, домашние задания, Красная школа, чистописание, арифметика и прочее, прочее, прочее. Эти слова пока пролетали мимо моего сознания, лишь слегка цепляя меня своей необычностью, а пока…

Все лето в Исети!

… А пока же моя мальчишеская свобода перла из всех щелей! Ежедневные походы на реку, игры на «успенах», обшаривание примонастырских пространств, сражения в наших «прериях» во все виды мальчишеских игр, прореживание овощных совхозных полей за рекой – шла и даже привольно катилась вполне обычная веселая и шальная повседневность, которая, казалось, будет длиться вечно и бесконечно.

Если бы мне в те дни сказали, что с сентября начнется совершенно иная жизнь и с совершенно другими впечатлениями, я бы не поверил. Потому мама с папой берегли меня, и готовили меня к школе как к огромному празднику.

Вот в этой школе в ближнем угловом классе я начал учиться.

Собирали меня родители в школу очень заботливо. Отец во время очередной командировки в Курган отыскал сногсшибательную, как он сказал, школьную форму: шерстяную, серого цвета, с медными пуговицами. Мало того, к ней прилагалась форменная фуражка и поясной ремень с медной бляхой! По современным моделям моя тогдашняя школьная форма похожа на нынешнюю кадетскую, только другого цвета и без погон. Помните пацана из кинофильма «Офицеры» (черно-белого!)? Так вот именно так выглядел я в моей школьной форме.

Мама, конечно, ушила в ней все, что смогла, подогнала форму идеально по моей фигуре, и я маршировал перед зеркалом, будто курсант на военном смотре. К тому же портфель, купленный, опять же, отцом в Кургане, придавал моему виду вообще генеральский шик.

Портило только одно – лысая башка. Почему-то к школе в те годы ребятню начальных классов подстригали наголо всех поголовно. В шапках и кепках мы выглядели еще более-менее, но без них – как сплошная лагерная шпана. И что же – приходилось ходить в фуражке! Хотя я совсем был не против этого, но уши… они торчали по бокам как две лопасти пропеллера, что, конечно же, сыграло и на руку и на язык местным острословам.

Наконец, первое сентября наступило! Вчетвером: папа, мама с сестрой Иринкой на руках и я – шагали по улице Советской в школу, а вместе с нами шли какие-то совсем мне незнакомые мальчишки и девчонки, тоже за руку с родителями, тоже все принаряженные, девчонки с бантами, все чужие какие-то… Вышагивали мы настороженно и в волнениях, в отличие от старших ребят, тоже шествовавших в школу, но державших себя совершенно раскованно и весело.

– Игореха, ты?!

Парнишка, обнаряженный в светлую рубаху и в выглаженные, хотя и сильно поношенные штаны, сверкающий белой лысой головой, пялился на меня в сильном удивлении.

- Кольша?! Здарова!

Я кое-как узнал моего друга, с которым мы еще вчера ползали по шлаку в поисках приключений. Но где же мне было его узнать, когда он вот так… выглядел. Вчера, в своих нечесаных патлах на голове, в рваных штанах и рваной замызганной майке, босиком он смотрелся вполне привычно и узнаваемо, но сегодня – стриженый, вымытый, поглаженный и в сандалях на босу ногу он был еле узнаваем.

- А вон и Вован пылит! Смотри, а Ленка-то каких бантов себе понацепляла! Глянь, а Санькина собака его портфель несет!

Мы отыскивали в толпе своих знакомых, они узнавали нас, и мы все хохотали при виде друг друга, за одну ночь поменявших свой вид до неузнаваемости. Меня удивило то, что в такой форме, как у меня, или чуть похожей пришли немногие первоклассники. Ребятня в основном была одета во все то же самое, что они носили и перед школой, но проглаженное и тщательно заштопанное. Девочки, правда, выделялись белыми фартуками и большими бантами, а мальчишки…

Годы были совсем небогатыми, потому жить так, как повезло жить семье директора школы, удавалось далеко не многим. Дети рабочих завода и дети совхоза были одеты еще более-менее, но были и такие семьи, где каждый день считали копейки, потому разбежаться на школьную форму им не удавалось. Дети из "Москвы", поселка за железной дорогой, где некоторые семьи жили в землянках, были скорее раздетыми, чем одетыми. (Про этот поселок, почему и как он образовался, почему его звали Москвой, я до сих пор ничего не знаю. Но то, что он был, помню).

Построив нас и наговорив кучу всяких умных слов, взрослые отошли в сторону, какие-то женщины разобрали нас по отдельным группам, выстроили попарно и ввели в школу. Коридор и класс, куда нас ввели, были с такими высоченными потолками и такими громадными окнами, что мы притихли и только чуть позже услышали слова женщины, что стояла у классной доски и ласково осматривала нас и перечисляла по фамилиям. Чуть позже мы поняли, что это наша учительница Нина Алексеевна (?), она будет нас учить читать, считать и писать.

Ну... примерно так

(Эх, были б фото наших лет... Может, кто поделится?)

Нас в нашем 1-Б оказалось довольно много. Пустых мест на партах не было. Нина Алексеевна рассказывала, какие предметы мы будем изучать, сколько тетрадей и какие учебники нужно иметь, что-то еще, а я все пытался осмотреться, чтобы не казаться одиноким в этой огромной комнате. Урок в этот первый школьный день, скорее всего, был один, потому что все закончилось очень быстро, и после звонка, выбежав из класса, мы попали в объятья наших родителей и пошли домой.

Ха! Если вот так же ходить в школу на один урок, так это здорово! Я тут же переоделся и рванул в наши «прерии», где первоклашки и старшие школьники уже громко и наперебой обсуждали первый день школы. 

Вот этот необычный гараж стоит как раз на том месте, где мы играли в детстве. Чей это гараж, ау!

Вот именно тут мы и узнали, что школа на самом деле это не один урок в день, а гораздо больше, и это не место отдыха, а самая настоящая работа.

-Ты че думашь, пришел в школу, один час пропялился на училку и все, гуляй Вася?

Ученики более старших классов просвещали нас о нашей будущей учебе.

– Вам еще и в углу на коленках на горохе стоять, и указкой по рукам получать, и ремнем вас будут драть за кляксы. От чистописания у вас геморрой вырастет и глаза выпадут!

Было страшно от будущей учебы, но вполне здоровый и цветущий вид этих пугателей давал все же надежду, что все обойдется, и геморрой не вырастет. Потому эти страшилки были успешно забыты, и мы опять ринулись в наши игры.

Меня усадили за первую парту рядом с маленькой девочкой Людой Зайковой, которая очень долгое время, казалось, совсем меня не замечала. Она была аккуратистка, и к порядку на парте самозабвенно приучала и меня. Да и я, постоянно находясь в ауре моего отца учителя, тоже старался быть «примерным учеником». 

Правда, далеко не всегда это удавалось, но моими основными оценками на все годы остались 4 и 5 (как оказалось, и вся моя жизнь, и все мои дела держались этих же оценок!). Конечно, тройки и двойки тоже не облетали меня стороной, но четыре и пять были всегда рядом. Т.е. и в дураках не был, и за опытом ко мне не ездили, как сказали бы ныне.

Букварь, тетрадь с гимном, тетрадь в косую линйку и промокашка. 

Букварь А.И.Воскресенской

Огромные потолки и окна в классе, голос учительницы, слегка украшенный слабым эхом, серьезные лица девочек и ухмыляющиеся мордашки мальчиков, шуршание мела по доске, запах тетрадок и букваря, звонок колокольчика из коридора в начале и в конце урока, вода в бачке с огромной алюминиевой кружкой, тугая входная дверь на пружине – это и многое другое вначале завораживали, но потом стали настолько привычными, что пытливая детвора на переменах начала искать новых приключений. Прыжки на сваленных во дворе досках, разбрасывание из ведра известки, скакание по ступенькам, тайные перелазы заборов и многое другое вызвало у учителей потребность что-то придумать, чтобы отвлечь нашего брата от необузданного озорства.

И учителя придумали. В коридорах появились разные игры: надевание колечка на палочку, забрасывание шарика в кулек, игра кубиками с буквами… Но это все быстро надоедало, а вот разные конкурсы на скорость, смекалку и выдержку нравились многим. Игры во дворе в «Замри!», в «Колдуна» и «Вышибала» тоже шли, не прекращаясь.

Игра "Вышибала"

Но мне запомнилась игра «А мы просо сеяли». В коридоре выстраивались две стенки мальчишек и девчонок одна против другой, и попеременно то одна из стенок, то другая надвигалась друг на друга и пели вперемежку: одна – «А мы просо сеяли, сеяли!», другая «А мы просо вытопчем, вытопчем!» и т.д. Все это заканчивалось тем, что одна из команд выбирала из противоположной команды одного из соперников, и он становился участником другой команды. 

Игра незатейливая, но важно было то, что почти у каждого в классе уже была любовь, и как раз ее-то из другой команды можно было вытащить и стать с ней рядом. Я был влюблен в Борискину Свету, иного случая побыть с ней рядом как-то не находилось, а в этой игре иногда удавалось добиться этого счастья. И так было у каждого. Потому игра постепенно стала очень популярной, и мы играли в нее чуть не каждую перемену. Учителя испытывали не меньшее удовольствие, стоя по сторонам и изучая наши предпочтения.

Честно, уроки запомнились слабо. Больше запомнились мои мучения с чистописанием и кляксами. Дома со мной занимались и папа и мама, но если мама была со мной терпелива, то отец был строг, и часто бывало, что написанные мной строчки букв он нервно перечеркивал и требовал переписать по-новой, да не раз. А кляксы, по-моему, в тетради были на каждой странице. 

Парта, ручки с чернильницами и перья. Для справки: Это были парты изобретенные в 1870 году русским гигиенистом Фёдором Фёдоровичем Эрисманом для наиболее благотворного влияния на здоровье детей длительных занятий письмом, чтением и рисованием.

Что только я ни делал с ними: и писал через дырочку в промокашке (промокашка – это такой мягкий листочек, с помощью которого промакивали особо жирно написанные буквы), и писал по верхней границе бумажки, и стирал их ластиком (стирательной резинкой), кое-как макал перо в чернильницу… Но все равно фиолетовые капли сыпались с пера на бумагу и сыпались. Иногда отец, видя слишком спелую гроздь клякс, даже вырывал страницы из тетради, а то и заставлял менять саму тетрадь.

Постепенно в классе ребята разбивались на группы. Как-то так получилось, что мне приходилось терпеть изрядное число подначек от девчоночьей «банды»: тощая вредина Наташка Мусс, рыжая ехидина Валька Грибова и белокурая добрая душа Таня Акулова. Казалось, они только и думали о том, как бы мне круче насолить. Особенно доставалось от Наташки, этого скелета в юбке (Худыга была – жуть! Потому, когда я однажды увидел ее несколько лет спустя после школы, то глазам не поверил – пышка!). Отец дал мне имя Игорь, чтобы друзья-соперники не смогли придумать дразнилку, но для Мусс это не стало особым препятствием. С величайшим удовольствием она кричала через весь класс: «Игорёшка-поварешка, жарена лепешка!». Много моральных унижений и эмоциональных бед мне пришлось вытерпеть от этих бандиток!

…Кабы мне знать, что все последующие школьные годы эти девчонки будут основными заправилами классных и не только событий, что, несомненно, ярче украсило мое школьное бытие.

Начало школьной жизни плотно засело в памяти, потому я и остановился на нем подробнее. Дальнейшие школьные воспоминания будут вестись в виде отдельных эссе и новелл, чтобы не превратить жизнеописание в неинтересный и нудный дневник.

Почему мы были другими?

ДАЛЬШЕ

Остальные произведения автора читайте здесь